Луч прожектора, пробивающий темень полярной ночи, скользил по лесу, густо покрытому инеем, и казалось, что деревья, попавшие под его ожог, вспыхивали как бенгальские свечи. Всю эту картину дополняла яркая луна и сполохи сияния, которые своими завихрениями как бы пытались выиграть состязание с луной в конкурсе красоты.
Полярная сова, сидящая на опоре контактной сети, была лишь маленьким штрихом в этой необычной картине, созданной самой природой. Всё это потрясающее зрелище порой засвечивали вспышки электрической дуги на токоприёмнике электровоза, напоминая о том, что это не царство Снежной королевы, а всего лишь лес, через который по проложенным рельсам с грохотом пробивался поезд.
Сова, чуть склонив голову, равнодушно смотрела своими немигающими глазами на это грохочущее чудовище с вытянутым вперёд лучом света. Поезд её не тревожил - они тут часто ходили и уже воспринимались пучеглазой птицей, как часть природы. Сопроводив поезд взглядом, она недолго посмотрела на клубы снежной пыли, оседающей на рельсы и уткнув свой хищный клюв в оперенье, закрыла глаза. Тишина и темень полярной ночи вновь погрузили её в чуткую полудрёму.
В кабине электровоза вся эта сказочная картина не была чем-то необычным. Тут был другой мир, лишённый всякой сказочности и необычности и уж тем более красоты. Даже прокуренный воздух был иным. Тут потрескивала рация, мигали лампочки, щёлкали контакты и реле. Ночь есть ночь, и людям, сидящим в этой кабине, спать хотелось не меньше, чем сове, что один из них и делал, закинув ноги на свой пульт и удобно устроив голову на подлокотнике кресла. Второй, который управлял поездом, казалось, был отрешён от происходящей действительности, действуя исключительно автоматически лишь иногда бросая взгляд на приборы. Откинувшись на спинку кресла, он думал явно не о работе, которую за годы привык делать машинально.
Уже столько лет, работая каждую четвёртую, а то и третью ночь, он пересиливал сон, нагоняемый равномерным воем двигателей и перестуком колёс. Он приучил себя бороться со сном, погружаясь в мысли далёкие от работы. Хотя сказать, что он был "вне игры" было бы неправильным. Любой посторонний звук или другая ситуация, моментально выдёргивали его из себя и включали в работу. Опыт есть опыт - не первый день замужем.
И ему очень нравилось оставаться один на один со своими мыслями. Работа днём была более суетливой, активной и нередко просто не оставляла времени остаться наедине с самим собой, а значит и оставляла какие-то не решённые вопросы.
Вопросы были совсем не связанные с работой. Работа была просто работой и вопросов задавала мало. Жизнь вне работы задавала вопросов гораздо больше, и оставлять их без ответов, конечно, порой хотелось бы, но это было не в его характере.
Помощник, спавший сладким сном на своём месте, нередко подшучивал: "Что тут думать - наливай да пей".
Но темы для размышлений, как оказывалось, есть всегда. Тем более сама обстановка не предлагала вариантов в виде книги или ещё чего либо. Сон нужно было чем-то гнать прочь. Он никогда не мечтал и более того, даже не думал, что будет водить поезда, но
получилось так, как получилось. Недолго поработав помощником, он уже в 24 года сел за контроллер электровоза.
Что удивляло его, так то, что ему понравилась эта работа, которая давала именно то, чего он хотел, - разнообразия, возможности самостоятельно принимать ответственные решения и умения быстро ориентироваться в ситуации. Те, кому это не нравилось - быстро возвращались в помощники, а то и в слесаря.
Полюбив свою работу, он относился к ней творчески, - просто вести поезд было уже не интересно. Интересно было провести его так, чтобы было на пределе мастерства и возможностей электровоза. А просто тупо "крутить-давить" было скучно.
Приоткрыв окно кабины, он выкинул докуренную сигарету, а потом и сам подставил лицо под ледяной ветер, вдыхая чистый морозный воздух. Помощник, почувствовав прохладу в кабине, заворочался в кресле. Взбодрившись на морозце, машинист закрыл окно и потянулся к трубке радиостанции. Входной светофор на станцию горел красным огнём.
Дежурная, видимо, подчиняясь закону морфея, изрядно погрузилась в сон и даже не услышала сигнального звонка на пульте о приближении поезда. Нажав кнопку вызова, машинист некоторое время подождал, в надежде, что писк радиостанции разбудит дежурную.
- Не угадал, - произнёс он сам себе, и после этого в трубку: - ДСП Ловчорр. Нечётный у ворот.
Видя по светофору, что дежурная не реагирует, он сбросил контроллер "в ноль", уже предвкушая, что вот - встав на этом подъёме у входного, будет совсем не легко взять поезд с места и втянуться на станцию.
Более того, - практика показывала, что с этого места ещё никто не ухитрился взять поезд. Но желание нарушить общепринятое мнение дразнило и манило. Он уже обдумывал, как встав на подъёме, будет выходить из ситуации. Он решил ещё раз вызвать дежурную, но светофор в этот момент загорелся жёлтым, и почти сразу зелёным огнём.
Но дело было сделано: поезд весом в пять тысяч тонн изрядно затянулся и почти остановился.
- Вот он драйв. Не всё как по накатанной. Пора и поработать, - пробормотал он и потихоньку начал подхватывать останавливающийся поезд, прислушиваясь всем телом к дрожанию электровоза. В такие моменты он чувствовал себя самим электровозом, тянувшим весь поезд.
Почувствовав сильную вибрацию, поднял голову "помогала", - глянул вперёд, ориентируясь в месторасположении, и спросил: "Всё? Приехали?", имея в виду, что самим не выкарабкаться на этом "тягуне".
У машиниста было своё мнение на этот счёт. Он уже сидел в кресле, чтобы лучше чувствовать телом поезд и локомотив, напряжённо всматривался в приборы.
- Иней на рельсах некстати, - мелькнуло в его голове. В подтверждение этой мысли, электровоз стал пробуксовывать, выбрасывая снопы искр из-под колёс. В мыслях машинист восторгался от борьбы с весом поезда и подъёмом, на котором происходила эта борьба. Он без лишних движений делал своё дело. Именно в такие моменты он восхищался своей работой, чувствовал себя машинистом, а не "наездником".
Буксуя, в клубах пыли от песка, подаваемого под колёса, электровоз потихоньку втягивал поезд на станцию, проходя входной светофор. Ещё метров сто, и поезд пойдёт легче, а там он уже сможет разогнаться, так как сразу от станции начинался опять "тягун". Но это уже детали. Главное сейчас - не сдавать позиции и удержаться от пробуксовки.
Вот это борьба! Это проверка не только электровоза на прочность, но и машиниста на профессионализм. Он мог, остановившись у входного светофора, и просто запросить вспомогательный локомотив, как обычно все это делали. Никто не упрекнул бы его в том, что он тут "растянулся"… Но хотелось попробовать-таки взять эту высотку. И не хотел подставлять дежурную по станции, которая едва ли нашла бы объяснения, почему светофор не открыла вовремя. Проверить свои знания и умение, в конце концов, просто самому себе доказать, уперевшись лишний раз, почувствовать напряжение, пощекотать нервы. Поезд потихоньку пошёл, набирая ход, и электровоз уже не так дрожал и вибрировал, как штангист под рекордным весом. Вот он, момент истины! А остальноё в работе - рутина. На автомате. Помощник, смотревший на всю эту "возню" в течении минут десяти, понял, что "наша взяла", повернулся к машинисту и недовольно проворчал, - "И нужно было насиловать машину и себя"? Вопрос конечно актуальный в жизни... Вот об этом машинист и подумает, чтоб сон не опускал веки на глаза. А поезд, набирая ход, уже громыхал на выходных стрелках, вновь уходя с освещённой станции в темноту Полярной ночи.
===
К началу...