Хроники
   Жакко

Ночной ветер шумел в ветках деревьев, сдувая последние пожелтевшие листья с берёз и старые иголки с сосен. Сосна, когда-то было уже почти упавшая, но вовремя подхваченная крепкими ветками берёзы, в ритм ветру поскрипывала подсохшим стволом от трения о покачивающийся ствол белоствольной. Скрип был необычный, сухой и звучный. В ночном лесу, далёком от мест, населённых людьми, этот скрип было слышно далеко. Видимо ствол сосны просох, и звучал как дека музыкального инструмента. Сквозь этот скрип пробивался звон речушки, разбивающей свою воду о торчавшие со дна камни. Несмотря на ветер, улавливался запах старой листвы и хвои, густо укрывших землю вокруг охотничьей избушки. Запах леса, старой листвы, поздних грибов - чистый, бодрящий аромат осеннего леса. Недалеко от избушки горел костёр, согревая стоящий рядом на камне котелок с чаем, заваренном из листьев брусники. От порывов ветра искры от костра взмывали невысоко вверх и сразу таяли в ночной темноте. Костёр был не слишком ярок, так как уже догорали дрова, и лишь под порывами ветра пламя выхватывало из темноты стволы стоявших неподалёку деревьев и стену избушки, сложенной из не обтёсанных стволов сосен.

У костра на брошенной на землю телогрейке устроившись на боку, лежал человек, подперев голову одной рукой. Вторая рука лежала на ружье, которое он положил рядом с собой. В глухом ночном лесу оставлять ружьё где-то в стороне было бы не совсем правильно. Глаза человека смотрели в постепенно угасающий под порывами ветерка костёр. Огонь всегда завораживает взгляд любого человека - на него можно смотреть часами. Лицо человека изрядно обросло многодневной щетиной. Он уже почти неделю жил в этой избушке, избрав её своим местом отдыха. Отдыха от людей, от суеты, шума, дел. Это была его давняя мечта - уйти хоть на время с глаз долой и забыть о той жизни, которой приходилось жить в шумном, многолюдном городе.

Ближайшая дорога от места, где находилась избушка, была километрах в пятнадцати по уже давно нехоженому лесу. Остались заросшие тропки, которые когда-то протоптали работники, добывавшие смолу с сосен. Вот по одной из таких, едва видимых тропинок, он и пришёл сюда. То, что тут есть избушка, ему подсказал знакомый, который зимой ходил в эти отдалённые края добывать лося. Избушка была уже старой и ветхой, хотя видно, что изредка браконьеры наведывались сюда, как и его знакомый, и не забывали поддерживать это укрытие от морозов, дождей или хотя бы для простого отдыха не под открытым небом. Крыша была добротно проложена рубероидом и уже с годами сверху обросла травой и мхом. Этот же мох пророс и между брёвен небольшого сруба, где даже невысокому человеку приходилось пригибаться. По старому лесному обычаю в избе были соль, спички, миска, какая-то кружка, вполне пригодная для использования, несколько свечей, иконка Николая Угодника стояла в застекленном проёме в одной из стен, и даже немного машинного масла нашлось в старой, изрядно помятой канистре.

Но он пришёл сюда не с пустым рюкзаком и одним ружьём. Днём можно было набрать грибов или сбить рябчика и голод не беспокоил. В речке, которую скорей можно было назвать ручьём, вода была чистейшей. Цивилизация всё-таки далеко. Можно было поднявшись на горку, что была неподалёку, лечь на брусничник, присыпанный листвой и просто смотреть в небо, наблюдая за облаками. Это была нирвана... Тишина, бегущие по небу облака. О таком отдыхе он мечтал не один год. Отдыхе в таком месте, где можно было молчать с утра до вечера и наслаждаться тишиной и природой. Выросший в лесу, но волей судьбы оказавшийся в огромном городе, он тут чувствовал себя как в родном доме. И дом в гостеприимстве не отказывал, давая всё, что мог дать в эти сентябрьские дни. Вот и сейчас, лёжа у костра и смотря на постепенно угасающий костёр, он думал, что через пару дней нужно будет выходить на дорогу. Уходить не хотелось.

Потянувшись рукой, которая покоилась на ружье, к котелку с брусничным отваром, он вдруг почувствовал спиной, что на него кто-то смотрит. Чертыхнувшись про себя, он сделал пару глотков горячего чая, он уже не просто почувствовал, он понял, что на него кто-то смотрит. Осторожно и спокойно, без резких движений он поставил котелок на плоский горячий камень у костра и так же, не делая резких движений, тихонько щёлкнул предохранителем на ружье. Один ствол был заряжен на рябчика, а второй - "на всякий случай". В глухом лесу случиться могло всё, что угодно и патрон с пулей-жаканом он не вынимал из верхнего ствола. Стараясь не делать резких движений, и думая, чей это мог быть взгляд (а то, что он был, этот взгляд, никаких сомнений не было), он приподнялся, встав на одно колено и только сейчас, держа палец на спусковом крючке, решил повернуться и посмотреть назад. В темноте поблёскивали два глаза... Страха не было, - скорей было напряжение перед рывком, броском или другим резким действием. Глаза из темноты неподвижно наблюдали, а он медленно вставал и наконец, выпрямившись в полный рост, стал спиной подходить к дверце в избушку. Теперь он был по другую сторону костра и не спиной к лесу, а к стене старой хибарки. Не поднимая ствол ружья, чтоб не провоцировать эти глаза, он присел на бревно, которое заменяло порог в избушку, и положил ружьё на колени. Налетевший порыв ветерка раздул на некоторое мгновенье костёр и в его свете он увидел сидящего спокойно волка, который неотрывно и даже с любопытством смотрел на него. "Может собака?" мелькнуло в голове - "больно уж спокойная и смелая, - на волка не похоже". Но, тем не менее, это был волк, самый настоящий волк. Вспомнив, что когда он спросил про волков у знакомого, тот ответил, что не встречал и не слышал и следов даже не видел никогда в этих краях. "Странно... Откуда он тут, да ещё такой мирный и любопытный?"

Толкнув спиной дверцу, он убедился, что она приоткрылась и "пути к отступлению" подготовлены. Но отступать не хотелось, - было что-то необычное в самой ситуации... Он, сидящий с ружьём в руке, костёр перед ним и волк за костром метрах в десяти, спокойно сидящий и разглядывающий его с не меньшим недоумением. Собака да и только, судя по поведению, но внешность зверя показывала, что это была за "собака". Любопытство передалось теперь и ему. Он осторожно взял небольшое полено и потянувшись положил его аккуратно в костёр, стараясь не поднять искр и не вспугнуть "гостя". Теперь они оба сидели и смотрели друг на друга, причём глядя друг другу в глаза. Застывшие как изваяния, не отводя глаз друг от друга, в которых скорей было любопытство, чем страх или ещё какие-то эмоции. " Почему не боится огня, ружья? Почему вообще спокойно сидит?" - это было настолько удивительно, что вывод напрашивался простой, - либо "серый" ещё никогда не видел человека и ружья, либо наоборот, насмотрелся уже до привычки. Но, тем не менее, вот так играть с волком в "гляделки" было интересно.

Волчий взгляд излучал какую-то непонятную энергию, живую, природную, сильную. Человек ,глядя волку в глаза, чувствовал эту энергию, она наполняла его, адреналин хлестал через край. Это был такой драйв!!!! Такой прилив сил и энергии! Подложенное полено наконец разгорелось и стало больше освещать волка. Посмотрев по сторонам и убедившись, что зверь один, человек пришёл в окончательное недоумение... А "волчара" продолжал удивлять, улёгшись и положив морду на лапы. "Ну спаниэль, да и только"! Сонливость сдуло как ветерком ещё когда по спине пробежали первые мурашки, просигналившие о взгляде из темноты. Уже добрых полчаса человек и волк по разные стороны костра смотрели друг на друга. Волк удаляться по своим делам волчьим не собирался, а человек не хотел обидеть "гостя" оставив его одного. Полено начало прогорать и волк всё чаще стал исчезать в темноте, оставляя только два сверкающих от костра глаза. Человек сидел и думал: - "Вот с кем спокойней, кто безопасней? Вот он, - зверь, хищник лежит мирно и посматривает. Его не трогаешь, не обижаешь, и он мирно ведёт себя, - доверяет тебе и не посягает на тебя. И это зверь... Наверно, если бы он вот так приходил каждую ночь, можно было бы оставлять ему кусок рябчика или бить для него сойку, делиться с ним добычей, и можно было бы ужиться в мире с ним. Вот уж воистину, самый страшный и коварный зверь - это человек". А "не человек" тем временем встал, не отводя глаз от человека, сделал несколько неуклюжих шагов, пятясь задом и повернувшись, исчез в темноте. Человеку, сидящему на бревне у избушки, вдруг стало так одиноко в этом ночном лесу, что захотелось взвыть по-волчьи... Впервые, почти за неделю, живя в этом глухом лесу, он вдруг почувствовал себя одиноким... Хотелось, чтоб "серый" навестил его в следующую ночь. И глаза. Глаза вольного, свободного, полного сил волка. Сколько силы он дал этим взглядом, сколько энергии. "Мы с тобой одной крови, - ты и я", - сказал вслух человек в темноту, где исчез "гость".

Уже устраиваясь на полатях в избушке, он всё прислушивался, не появился ли снова его новый "друг" - почему-то волк оставил о себе такое мнение у человека, который оказался на территории волка, и волк не видя опасности для себя, спокойно отнёсся к человеку. "Я же мог с испугу разрядить ствол в "серого", мог не только с испугу, а из любопытства, из желания похвастать отрубленной лапой волчьей или снятой шкурой. Даже из чувства превосходства человека с ружьём перед волком. Человек страшней волка и изощрённей. И если волком двигает чувство голода, то у человека "движков" разнообразных куда больше". Засыпая с этими мыслями, он почувствовал стыд перед ночным гостем, который уже давно покинул его.

На другую ночь волк не пришёл... А может пришёл, но не показал себя, наблюдая из темноты, оставаясь не замеченным. И вновь захотелось человеку завыть волком. Как он манит - волчий взгляд. Это не волк смотрел на человека, - это смотрела природа глазами волка. Испытывала, искушала, оценивала, заодно наделяя силами и энергией. Странный волчара, - ни костёр, ни ружьё в руках человека его не пугало. Странный... Жаль, что он не пришёл.

На другой день, уже собрав вещи в рюкзак, человек положил на том месте, где сидел в темноте волк сбитого рябчика, - вдруг придёт серый, - ему гостинец в благодарность, за тот прилив сил и энергии, что дал. Подперев дверцу избушки колом, он надел рюкзак и, взяв ружье, направился по тропе к дороге... Уходить было тяжело, - что-то необъяснимое держало и тянуло назад. Природа не отпускала...