Хроники
   Жакко

Ссылки на предыдущие и последующие части:
Старый Маяк. Часть 1: "Тёмкино утро"
Старый Маяк. Часть 2: "Исход"
Старый Маяк. Часть 3: "В пути"
Старый Маяк. Часть 4: "Почти пришёл"
Старый Маяк. Часть 5: "У цели"
Старый Маяк. Часть 6: "Пленник стихии"
Старый Маяк. Часть 8: "Home, Sweet Home"

---

"Домой!"

Трудно сказать, что меня вывело из состояния дрёмы. Может, приснилось что-то, но я не был уверен, что мне вообще что-либо снилось. А может и то, что мне жутко хотелось пить. Видимо, за время пребывания в недрах Старого Маяка я наглотался слишком много пыли. А может я проснулся от звука собственного храпа.
Я прислушался. Мне показалось, что море за стенами грохочет уже не так сильно, да и шуршания дождя об оконное стекло слышно уже не было. Кроме того, мне показалось, что за окном стало значительно светлее. Надо было подняться наверх и посмотреть.

Я с неохотой скинул одеяло, подняв при этом облако пыли, и, громко чихнув, встал с продавленной кушетки. На часах было четыре. Правая нога затекла, и я немного потоптавшись, разминая её, стянул куртку со спинки стула. Свечи всё-таки сделали своё дело. Изнанка куртки была сухой. Я надел куртку, ставшей вдруг такой тёплой и уютной, погасил, стоявшие на полу свечи, и, чуть подумав, задул свечку, стоявшую в чернильнице на столе. Поначалу мне показалось, что я сделал это зря. Но, через пару минут, стало ясно, что за окном и на самом деле стало намного светлее. По крайней мере, нужды в дополнительном освещении уже не было. Было немного сумрачно, но света было вполне достаточно, чтобы не натыкаться на предметы мебели. Если бы окно не было таким грязным, то было бы вообще светло.
Настроение сразу поднялось на пятьдесят пунктов, и я, приободрившись, полез наверх. Выходить на площадку я ещё побоялся, поэтому снова поднялся в фонарь. Небо было по прежнему затянуто тучами, но уже не такими тёмными, как давеча, и у горизонта были видны голубые прогалины. Ветел тоже значительно стих, а дождя не было вовсе. Я посмотрел на видимую отсюда часть мола, и испытал дикое облегчение от того, что увидел. Волны плескались где-то внизу, а брусчатая дорожка была хоть и мокрая, но совершенно свободная от воды. Мне даже показалось, что волны были ниже, чем те, которые обдавали меня брызгами, когда я шёл сюда. Но с высоты это было трудно оценить.

Я спустился в комнатку с выходом на смотровую площадку, вознамерившись выйти наружу и осмотреть всё более детально. Но, увы, тут меня ждала неудача. Как я ни старался, но дверь открыть мне так и не удалось. Я старался изо всех сил, но либо её заклинило на смерть, либо она была закрыта на замок, замочную скважину от которого я увидел уже после того, когда обессилев, отступил.
Но, это было уже не важно. Путь домой был свободен, и это надо было срочно отметить. Я испытывал такое чувство облегчения, и душевного подъёма, как будто выиграл в лотерею замок Шамбор. Я, аккуратно прикрыв за собою крышки люков, спустился в уже ставшую своей, комнатку-спасительницу. Первым делом, брякнувшись на стул, я вылил остатки кофе в крышку от термоса и достал фляжку. Чокаться было не с кем, поэтому я, звякнув фляжкой о пыльное пресс-папье, и громко рявкнув “прозит!”, в один приём “выдул” всё её содержимое. Оказалось, что там было несколько больше, чем пара глотков виски. Обжигающая жидкость стремительно понеслась по пищеводу, и заметалась, рикошетя о стенки желудка. Мне стало жарко. На лбу выступила испарина. Я вдруг порядочно захмелел. И это от пары глотков виски? Видимо, поняв, что все переживания уже позади, мой организм, освободившись от адреналина, расслабился. Кроме того, я был голоден. Я был чертовски голоден! Но, то ли от осознания того, что уже в скором времени меня ждёт вкуснейший стейк с волшебнейшим соусом и кружкой обалденного эля, то ли от того, что всё закончилось столь удачно, а может и от всего вместе, меня обуяло совершенно нечеловеческое чувство эйфории.

Я отхлебнул кофе и закурил сигаретку. Более “вкусной” сигаретки я не курил никогда в жизни. Я был счастлив, и подобно коту-Тёмке, наслаждался моментом. Мне казалось, что в комнате стало светлее не от того, что небо развиднелось, а от того, что я сам лучился светом … и я банально, и громко запел. Что я пел, я не запомнил, но, поскольку, единственной песней, которую я знаю до конца, была “Пара-пара-порадуемся на своём веку” из нашего фильма “Д’Артаньян и три мушкетёра”, видимо ей я и сотрясал воздух Старого Маяка.

Слух у меня есть, но певец из меня ещё тот. Если в этом здании и были крысы, то они от моего пения все издохли, да простят меня защитники животных.

Но, время шло, и пора было выметаться отсюда на тропу, ведущую домой. Я достал из-под кушетки коробку, которую увидел, прежде чем заснул. В коробке лежала старая початая пачка чаю, несколько свёрнутых газет за 1976 год, потрёпанная книга, пара металлических кружек, ситечко, брикет прессованного кофе, и две пачки галет. Я не люблю брать что-либо “на память”, и потому решил, что тут надо оставить всё, как и было до моего прихода. Что бы о том, что я тут был, могли напоминать лишь следы на пыльном полу, и наполовину прогоревшие свечки. Поэтому, прежде чем спуститься вниз, я положил в коробку всё, кроме одной газеты, в которую я завернул остатки свечек, и задвинул коробку снова под кушетку. Ещё раз окинув взглядом своё обиталище, я сложил одеяло, положив его на прежнее место, снова засунул в ящик стола листки бумаги, игравшие роль скатёрки, и, оторвав уголок от газеты со свечками, сделал из неё кулечек, куда ссыпал пепел и окурки из плошки, игравшей роль пепельницы.
Ступив на винтовую лестницу, я последний раз глянул на пыльную комнатку, приютившую меня на время непогоды, и потопал вниз. Жаль было уходить, не зная, вернусь ли я сюда когда-нибудь.

Внизу тоже было уже довольно светло, и я, наконец, смог более детально разглядеть то место, куда мне так вовремя удалось проникнуть. Ничего нового я не увидел. Пол был сухой и пыльный. На слое пыли были видны четкие следы, давеча оставленные моими ботинками, и обгоревшие кусочки салфеток. Я положил свёрток со свечками на полку, где они и лежали до моего прихода, на случай, если сюда забредёт ещё кто-нибудь. Подняв с пола обгоревшие остатки салфеток, я толкнул тяжёлую деревянную дверь. Как и в прошлый раз, она поддалась не сразу. Лишь с четвёртой попытки она с гулким, утробным скрежетом приоткрылась, спугнув застоявшийся воздух помещения порывом свежего, пахнущего солью и водорослями, морского “эфира”. Я протиснулся наружу, и снова с четвёртой попытки “задвинув” непослушную дверь на своё место, застыл на высоком крыльце маяка.

Меня остановила та ширь, которая открылась глазу, после длительного созерцания полутёмных, тесных и пыльных помещений. Создавалось такое впечатление, что к моим очкам прикрутили два широкоугольных объектива. У меня аж голова закружилась. А может это просто хмель ещё не совсем прошёл. Но, так или иначе, я был потрясён открывшимся зрелищем. Было светло и широко. Налево и направо, насколько хватало глаз, скрываясь в дымке, тянулась неровная каменная стена берега. Лестница, зигзагами приклеившаяся к высокому, скалистому откосу показалась мне в этот раз удивительно красивой. Море и в самом деле плескалось где-то внизу, причём гораздо ниже, чем тогда, когда я шёл сюда. И хотя ветер по-прежнему был довольно сильный, я и ему был рад, потому что он нёс собою удивительно свежий, ароматный воздух.

Только сейчас я заметил насколько сильно и на какую высоту заросли водорослями высокое крыльцо и само основание маяка. Лишь пары десятков сантиметров не хватало до верхней площадки крыльца. Я спустился на булыжную дорожку и не оглядываясь потопал по молу к берегу. В первой же промоине я спустился к кромке воды, насколько позволял прибой, что бы не замочить ноги. Помыл в пахучей морской воде руки, смыл с лица и волос пыль и паутину Старого Маяка и, ощущая на губах вкус солёной воды, бодро потопал к лестнице.

Подгоняемый ветром, я довольно резво взобрался наверх, и вступил на уже знакомую мне тропинку. Немного повиляв меж валунов, я лишь на минуту остановился возле своего первого убежища от непогоды, дабы поправить упавший чурбачок, на котором я давеча восседал.

Я широко шагал по тропе, обдаваемый свежим ветром, и беспокоился лишь о том, что бы мне на пути не встретился кто-нибудь из местных жителей. Мне очень не хотелось, что бы меня увидели в таком затрапезном виде, поскольку в испачканных донельзя джинсах и порванной куртке, я был похож на бродягу, прошедшего невесть сколько миль по бурелому. Не хватало ещё, что бы обо мне судачили по всей деревне.

Дорога заняла около полутора часов, и когда завиднелись первые дома, на часах было половина седьмого вечера.
Домой я решил пробираться, что называется “огородами”. Как партизан. Поэтому, я свернул с тропы и пошёл полем, на котором, то там, то сям лежали большие валуны. Дорогу я выбрал вполне удачно. Я никого не встретил, и подошёл к дому, что называется “с тыла”. В высоком, поросшем мхом каменном заборе была небольшая узкая дверь, но ключей от неё у меня не было. Поэтому, я, пройдя вдоль забора, вышел к живой изгороди, пролезть через которую особого труда не составляло. Единственный, кто меня увидел, был Пёс, который громким, радостным лаем тут же сообщил об этом всем окружающим. Я быстрым шагом направился к двери и, открыв её, быстро юркнул в прихожую.

Листаем дальше...